Хочу я быть ребенком вольным байрон анализ

Резюме

Этот раздел «Паломничество Чайльд-Гарольда» находится в самом конце поэмы, после того как лорд Байрон в образе Чайльд-Гарольда путешествовал по древнему миру.

Он только что посетил несколько городов Италии, размышлял о жизни своих собратьев-поэтов, Алигьери и Петрарки, и размышлял о жизни великих мировых лидеров. Четвертая песнь заканчивается строфами 179-186, в которых поэт обращается к океану.

 Он описывает природу как символ и образ свободы и возвышенного. Он предполагает, что это может быть подавляющим, но не следует полностью сдаваться. Скорее, следует посетить великие места, как это сделал он, по всему миру и попытаться понять человечество и то, что было создано. В то же время Байрон противопоставляет океан цивилизациям, которые он видел и о которых узнал. Заключительные строки заканчивают путешествие Чайльд-Гарольда поэтом, призывающим читателя извлечь уроки, которые они усвоили, и выйти в жизнь измененной.

Темы

В этих строках «Паломничества Чайльд-Гарольда» поэт затрагивает темы перемен, моря и силы. Последнее используется для обозначения силы моря, а также отсутствия у человечества силы перед лицом неукротимого океана. Он бушует с самого начала творения, и никакая человеческая сила не может его контролировать или укротить. Это то, что приносит говорящему большую радость, а не страх. Он наслаждается идеей того, что таит в себе океан, и его способностью отказывать человечеству в том, чего оно желает. Море представляет собой истинную свободу для говорящего и для Байрона. Он дикий, бездорожный и непредсказуемый, как лес, в который еще никто не ступал. К концу стихотворения Байрон признает, что все изменилось. Он и его говорящий уже не те, какими были в начале поэмы, в начале странствий Байрона или в начале жизни. Пора двигаться дальше, говорит он.

Структура и форма

«Паломничество Чайльд-Гарольда» лорда Байрона представляет собой повествовательную поэму, разделенную на четыре части. Стихотворение довольно длинное, и этот анализ сосредоточен только на последних одиннадцати строфах, со 178 по 186. Номера строк в этом разделе 1594–1674. Поэма состоит из четырех песен, написанных спенсеровскими строфами. Строфы состоят из восьми строк со схемой рифмовки ABABBCBCC. Они также используют пятистопный ямб в первых семи строках. Последняя строка представляет собой александрийский или двенадцатисложный ямб.

Литературные приемы

Байрон использует несколько литературных приемов в «Паломничество Чайльд-Гарольда». К ним относятся, помимо прочего, анафора, апостроф, аллитерация и цезура. Последнее является формальным приемом, связанным с паузами, которые поэт вставляет в свои строки. В случае с этим конкретным стихотворением паузы совершенно очевидны, они видны через различные знаки препинания, особенно тире. Например, четвертая строка строфы 179.. Он гласит: «Остановка у берега; — на водной равнине». Или, другой пример, первая строка строфы 181 гласит: «Вооружения, громом ударяющие по стенам».

Аллитерация и анафора являются типами повторения. Первый связан с использованием и повторным использованием одного и того же согласного звука в начале слов, а второй ориентирован на более широкое повторение слов в начале строк. Анафору можно увидеть в первой строфе. Слова «Есть» начинают первые три строки, а «От» — еще две. Аллитерацию можно увидеть в первой строке стихотворения со словами «удовольствие» и «бездорожье» и в третьей строке строфы 182 со словами «воды омыты».

Апостроф возникает, когда говорящий поэта говорит с чем-то или кем-то, кто не может их услышать или ответить на них. Это может быть кто-то, чей умерший, неодушевленный предмет или, в данном случае, океан (как видно из первых строк строфы 179).

Анализ

Станца 178 

Наслаждение в бездорожном лесу,

На одиноком берегу восторг,

Есть общество, куда никто не вторгается,

Глубоким морем и музыкой в ​​его реве:

Я люблю не Человека меньше, а Природу больше,

Из этих наших интервью, в которых я ворую

Из всего, чем я мог быть или был раньше,

Слиться со Вселенной и почувствовать

То, что я никогда не могу выразить, но не могу все скрыть.

В первой строке этого отрывка из гораздо более длинного «Паломничества Чайльд-Гарольда» знаменитые строки поэта описывают покой, который Байрон (через своего персонажа Чайльд-Гарольда) обретает в природе. В неизведанном и неконтролируемом лесу он наслаждается свободой и отсутствием структуры. Именно там он чувствует себя как дома, несмотря на то, каким страшным и изолированным может казаться этот природный ландшафт. В океане, где сосредоточена большая часть этого отрывка, говорящий находит «общество» или единение, которое он не может найти среди людей. Там он обретает покой. Это традиционная романтическая идея, которая наполняет последние строки этой длинной поэмы.

Находясь у моря, он обнаруживает, что его любовь к природе укрепляется. Она выше его любви к Человеку, но последняя тоже существует. Со времени своего общения с природой, которая по-своему говорит с ним в ответ, он приблизился к пониманию вселенной. Байрон считает, что глубокая связь с миром природы — единственный способ по-настоящему понять предназначение человечества в мире.

Станца 179 

Катись, глубокий и темно-синий Океан, катись!

Десять тысяч флотов напрасно проносятся над тобой;

Человек отмечает землю руинами — его контроль

Остановки с берега; — на водной равнине

Обломки - все твое дело, и не осталось

Тень человеческого опустошения, кроме его собственного,

Когда на мгновение, как капля дождя,

Он погружается в твои глубины с булькающим стоном,

Без могилы, безымянный, без гроба и безвестный.

Следующая строфа начинается с очень четкого апострофа или обращения к чему-то, что не может услышать или ответить говорящему. В данном случае океан. Он побуждает его «катиться дальше» и показывать свою силу. Нет человеческой силы, которая могла бы командовать океаном или контролировать его, несмотря на «десять тысяч флотов», которые тщетно пытались это сделать. Человечество может изменить землю, но это «контроль / останавливается на этом берегу». Океан — это что-то другое, что-то, что невозможно приручить.

Следующие строки строфы относятся к многочисленным потерям, которые человечество понесло в своем стремлении лучше понять океан. Корабли и люди были потеряны, поскольку они искали новые проходы через опасные воды. Образы в конце этой строфы замечательны.

Станца 180 

Его шаги не на тропах твоих, — на полях твоих

Не добыча ему, — встань ты

И стряхни его с себя; подлая сила, которой он обладает

За разрушение земли ты все презираешь,

Отвергнуть его от груди твоей к небесам,

И пошли его, дрожащего в твоих игривых брызгах

И воет своим богам, где, может быть, лежит

Его маленькая надежда в каком-нибудь ближайшем порту или бухте,

И швырнул его опять на землю: — там пусть лежит.

Говорящий продолжает говорить с океаном в следующей строфе. Он снова описывает океан как контраст с миром на суше. Там человечество ходит по проложенным ими тропам и берет с полей добычу. Не так работает океан. Когда человечество подходит к океану, океан поднимается и стряхивает его «от себя». Подлая сила человечества, которая неуклонно работает над уничтожением ресурсов на суше, — это все, что «презирает» океан.

У океана нет ни времени, ни терпения для человечества. Он распоряжается теми, кто стремится путешествовать по нему так быстро, как ему хочется. Слова «игривый» и «воющий» интересно сочетаются в этой строфе, предполагая, что жизнь и смерть — это игра.

Станца 181

Вооружения, которые гремят — бьют по стенам

Городов, построенных из камней, сотрясающих нации,

И монархи трепещут в своих столицах,

Дубовые левиафаны, чьи огромные ребра составляют

Их глиняный создатель напрасно берет титул

Из лорда тебя, и арбитр войны;

Это твои игрушки, и, как снежинка,

Они тают в твоих дрожжах волн, которые мар

Как гордость Армады, так и трофеи Трафальгара.

Образ океана, играющего с человечеством, продолжается в следующих строках. Самые сильные силы, которыми человечество может командовать, он считает своими «игрушками». К ним относятся «каменные города», которые оно может разрушить, когда и как пожелает. Громоподобные волны океана призывают «сотрясаться народы» и «трепетать монархи в своих столицах».

Океан может уничтожить самый прочный корабль, например, британский военный корабль, который пересекает его воды. Последние строки относятся к «трафальгарским трофеям» и гибели кораблей в океане.

Станца 182

Твои берега - империи, измененные во всем, кроме тебя -

Ассирия, Греция, Рим, Карфаген, какие они?

Твои воды омыли их силой, пока они были свободны,

И многие тираны с тех пор; их берега повинуются

Чужак, раб или дикарь; их распад

Иссушил царства в пустыни: — не так ты,

Неизменный спасенье от игры твоих диких волн —

Время не пишет морщин на твоем лазурном лбу —

Таких, как узрела заря творения, ты катишься сейчас.

В отличие от старых цивилизаций, таких как «Ассирия, Греция, Рим, Карфаген», океан остается неизменным. Неважно, кто живет или командует берегами. Эти люди приходят и уходят, а океан остается прежним. Время не действует на воды и «на лазоревом челе твоем не пишет пить». Он говорит, что сегодня океан бушует, как это было на заре творения.

Станца 183

Ты, славное зеркало, в котором форма Всевышнего

Очки себя в бурях; за все время,

Спокойствие или конвульсии — при ветре, ветре или шторме,

Обледенение шеста, или в жарком климате,

Темный — вздымающийся; — безграничный, бесконечный и возвышенный —

Образ вечности — трон

Невидимого; даже из твоей слизи

Чудовища глубин созданы; каждая зона

Повинуется тебе; ты выходишь, ужасный, бездонный, одинокий.

В следующей строфе говорящий обращается к океану, описывая, как образ Божий отражается в его водах. Там можно найти Бога и найти вечность, независимо от того, спокойны ли воды или содрогаются. Бог с нами в темные и радостные времена. Последние строки этой строфы кажутся намеком на «Иней древнего мореплавателя». в более темные уголки океана, которыми так дорожит Гарольд. Он говорит, что океан командует всем, что в нем есть.